Горячая весна 2015-го - Страница 100

100

– Странно так называется эта ферма, – неожиданно жалобным голосом протянул рядовой. – Никак не могу прочитать. «Мей-райм-полис»? Как-то так.

Подполковник открыл глаза.

– Хочешь стать героем, солдат? – понижая голос, спросил он.

– Думаю, что стану им, сэр, если сумею вытащить вас отсюда.

12 мая 2015 года, 17.00 по московскому времени. Литва

Олег «разул» свой танк километров за пять до Мегеная, занятие которого было очередной ближайшей целью 160-й бригады. Он устал так, что умудрился даже не заметить этого, и среагировал только на крик командира. Вовремя, надо сказать, среагировал, еще бы чуть – и многотонная машина сошла бы с размотавшейся гусеничной ленты, ее неминуемо развернуло бы боком, а кюветы по обочинам глубокие, и тогда все – кури, жди ремонтников. А так… Афанасьев вылез наружу и осмотрел повреждение.

– Вот теперь я действительно верю, что люди произошли от обезьян, – сообщил он высунувшемуся из башенного люка наводчику. Потом выразительно посмотрел на Олега: – Причем некоторые – совсем недавно! – После чего залез обратно в башню и доложил, что помощь им не требуется, справятся, мол, и сами.

Чуть более чем в ста километрах от них, в Марьямполе, офицер разведки американского 1-го армейского корпуса пометил место их предполагаемой поломки и передал эти данные в числе прочей уточняющей информации по командной цепочке в штаб 227-го вертолетного полка из состава бригады воздушной кавалерии, в которую были сведены вертолеты 1-й кавалерийской дивизии. Его командир, подполковник Уорли, не обратил на нее внимания, сейчас его заботило, как бы одновременно вывести тридцать пять своих и восемь приданных из состава 4-й мотопехотной дивизии «Апачей», раскиданных по восьми площадкам юга Литвы, на русские танки. В условиях неработающей GPS сделать это было очень сложно.

Вертолеты были главным козырем американской армии против бронированных сил любого противника еще с середины семидесятых, когда они должны были, перебрасываясь на угрожаемые направления, отстреливать танки стран Варшавского договора, рвущиеся к Ла-Маншу. Позже, на основе войны с Ираком в девяносто первом, в умах пентагоновских стратегов, разрабатывающих планы применения армейской авиации, родилась концепция «Глубокой атаки». Согласно ей массы вертолетов должны были ночью на предельно малых высотах проникать в тыл противника и уничтожать войска и важные объекты, дезорганизуя его оборону и снабжение.

Эта война должна была стать звездным часом «Апачей», но еще на этапе планирования выяснилось, что их выживаемость над боевыми порядками русских войск, насыщенных средствами войсковой ПВО, недостаточна для выполнения этих задач, по крайней мере на первом этапе боевых действий. В результате «Апачи» лишь пассивно перелетали с места на место в тылу коалиционной группировки, в ожидании «момента икс», когда общие потери русских дадут им возможность проявить свои сильные стороны. Пилоты рвались в бой, хотя боевой дух и упал со вчерашнего вечера, когда русские ракеты обрушились на аэродром Кедайняй и полк потерял шесть из восьми машин перелетевшей туда эскадрильи и приличное количество вспомогательной техники.

«Момент икс» явно еще не настал, но выбирать не приходилось. Семь часов назад русские с ходу опрокинули бригаду «Блэкджек» и осуществили прием, который, кажется, тоже применялся в реальном бою впервые, – пропихнули в американский тыл мобильную группировку. Бригада, шедшая на ее острие, имела около двухсот танков и БМП. Это острие и должен был сейчас «выкрошить» полковник Уорли, чтобы дать время «Длинному мечу», 4-й бригаде 1-й кавалерийской дивизии, развернуться и встретить врага во всеоружии. Ночи ждать не было никакой возможности, действовать поэскадрильно для изматывания противника – тоже. Если повезет, то ночью они осуществят еще один налет.

Противника еще прикрывали дальнобойные зенитные комплексы, но ими должна была заняться авиация. Полковник выплюнул изжеванную сигарету и дал команду на взлет. Через минуту первый «Апач» поднялся в воздух.

На «переобувание» танка с помощью лома, возимого в ЗИПе троса и какой-то матери ушло около получаса, и Олег, подчиняясь командам командира, погнал танк по следам ушедшего вперед батальона. Точнее, не совсем по следам. По проложенному танками пути сейчас двигались колонны одного из артдивизионов и машины вспомогательных подразделений. Обгонять составленную колонну отставшим машинам запрещалось, поэтому они рванули прямо через поле, благо свежая колея показывала, что мин здесь ожидать не приходится. Олег вглядывался в дорогу, вполуха слушая, как Афанасьев рассказывает наводчику о чем-то отвлеченном, вдруг услышал, как тот замолчал, оборвавшись на полуслове, читая на крошечном экране ТИУС пришедшее сообщение.

– Воздух! Олежка, левее, под деревья! Наддай! Ходу! Ходу!

Сзади один за другим грохнуло несколько взрывов, послышался треск пушечной и пулеметной стрельбы. Спасительные деревья прыгали в триплексах раскачивающегося танка то вверх, то вниз, и казалось, что приближаются они страшно медленно. Чувствуя себя под прицелом, Олег гнал машину зигзагом, отчаянно боясь, что подтянутые гусеницы могут слететь снова.

– Сука, вот он! Осколочным! – заорал в ТПУ Афанасьев.

Четверка вертолетов первого батальона 227-го авиационного полка, следуя проложенным тактическим планировщиком маршрутом, подошла к цели с юго-востока. По опыту Ирака пилоты знали, что, стреляя в режиме висения, даже с большой дальности, они превращают себя в мишени, и, едва завидев тыловую русскую колонну, атаковали ее пусками «Хелфаеров» на полной скорости. Несколько машин вспыхнуло, остальные начали расползаться в стороны, на глазах исчезая в плотной дымовой завесе, но капитан, командовавший группой, уже приказал прекратить огонь. Танков в колонне не было, а тратить ПТУРы на жестяную мелочь не имело смысла, проще сблизиться и прочесать колонну из пушек или 70-миллиметровыми неуправляемыми ракетами, тем более что датчики предупреждения об облучении молчали – русская ПВО еще не обратила на них внимания.

100