Горячая весна 2015-го - Страница 94

Цель представляла собой классическую «мишень № 10», или пулеметный расчет. Только была развернута на сорок пять градусов и находилась совсем близко, метрах в тридцати. Упав на землю, он дал еще пару очередей туда, где были пулеметчики, указывая Дубову цель для второй гранаты, а потом короткими очередями начал обстреливать окна второго этажа, где ему почудилось движение.

В палисаднике хлопнула вторая эргэдэха, а от фасада коттеджа повалили клубы кирпичной пыли, когда к обстрелу присоединился еще добрый десяток стволов. Оттуда больше никто не стрелял, но попытка развить наступление провалилась: первый же высунувшийся с криком покатился по земле, получив пулю в колено. Оказалось, что сразу за магазином врагов немного, десятка полтора, и они, огрызаясь сериями одиночных выстрелов, отходят к автобазе.

Атака удалась при минимальных потерях – двое раненых. Третий взвод так легко не отделался. Пятеро из двадцати семи человек погибли, четверо были ранены, и семеро, вместе с командиром взвода старшим лейтенантом Бутовым, пропали. Они находились на территории автобазы и, скорее всего, погибли тоже. Кроме этого, погибли старшина роты и прикомандированный связист, а осколками той же гранаты, влетевшей в подвальное окно, был ранен ротный. Попытка помочь первому взводу, ведущему тяжелый бой на южной стороне, не удалась: мост простреливался с востока с обоих берегов, попытка перебежать по нему была бы смертельной. Не удалось и помочь огнем: по коттеджу возле реки, на втором этаже которого лейтенант Пшеничный попытался установить пулемет, ударили не то из тяжелых гранатометов, не то из чего-то столь же мощного, так что стена рухнула, едва не похоронив лейтенанта под обломками. Зато во дворе коттеджа обнаружились два трупа – тот самый пулеметный расчет, по которому стрелял Василий. Пули попали американцам в головы – каски не могли их спасти.

– Ну ты снайпер! – уважительно сказал Дубов, увидев посеченные осколками тела в непривычном камуфляже и тяжелых бронежилетах. – Наверное, орден тебе полагается, нет?

Но долго размышлять на эту ему не пришлось, потому что сверху на них вновь посыпались мины, а хрипящий голос по рации предупредил, что со стороны Куйбышевского идут танки. Василий, упавший при первых разрывах на землю, где, как назло, оказалась грязная лужа, отчетливо понял, что мост они не удержат. Ухо болело.

12 мая 2015 года, 9.45 по московскому времени. Литва

То, что война – это прежде всего грязь, ефрейтор Олег Пашутин за прошедшие два дня усвоил хорошо – на всю жизнь. Складывалось стойкое ощущение, что ее кто-то где-то хранил буквально кубокилометрами, дожидаясь начала военных действий. Дождался – и вывалил под гусеницы и колеса вошедшей в Прибалтику русской бронетехнике.

Грязь с противным чавканьем засасывала оброненные предметы, попытка отойти от танка вполне могла стоить утопленных сапог. Грязь набивалась в ходовые бронемашин, ощутимо тормозя движение. В ней вязли «КамАЗы» и «Уралы».

Поскольку последняя неделя была довольно сухой – небо хмурилось часто, но дождь едва накрапывал, – поневоле напрашивался вывод, что это грязевое море порождено человеком – а именно бригадами, которые пересекли границу первыми.

160-я механизированная бригада двигалась за ними, во втором эшелоне. С одной стороны, это успокаивало, с другой – как мрачно заметил командир их роты, обходя машины на короткой остановке, «подразделения, понесшие наименьшие потери на марше, будут брошены в самое пекло, когда дойдет до дела».

Потери уже были, по крайней мере в технике. За те двести пятьдесят километров, которые они прошли по Латвии и Литве, Олег видел десяток брошенных грузовиков, три БМП и подорвавшийся на фугасе танк у переправы через Даугаву. От тяжелой машины остались только фрагменты, валяющиеся вокруг обширной воронки.

Этот танк пока был единственным зримым свидетельством, что Российской армии здесь оказывается какое-то сопротивление. Нет, выстрелы вокруг слышались постоянно, а вчера Олег своими глазами видел, как пара БМПТ их батальона обрабатывала из пушек опушку дальнего леса, где кто-то разглядел замаскированную позицию ПТУР.

Никого из местных за эти двое суток увидеть не удалось, люди из небольших сел, мимо которых ползла бронеколонна, или ушли, или попрятались.

Сверху то и дело доносился рев реактивных двигателей, заставляя тех, кто помнил о воздушной мощи противника, оглядываться на низкие серые облака. Но не то эта мощь оказалась скорее рекламным трюком, не то применялась где-то в другом месте, но сопровождающие их батальон «Тунгуски» с хищно задранными в небо стволами и антеннами в боевом положении так ни разу и не открыли огня.

Под утро марш закончился в каком-то лесу, который, казалось, состоял больше из железа, чем из дерева, столько брони было напихано под еловыми кронами. Тут Олег наконец впервые почувствовал себя на настоящей войне, а не на учениях. Впереди грохотало. Огонь артиллерии раскатисто перекатывался над лесом, в промежутках слышался гул разрывов. Иногда на минуту-полторы грохот прекращался, и тогда становилось слышно далекое тарахтенье автоматических пушек.

Пока заправлялись, впервые за эти два дня получали горячее питание и осматривали технику, грохот усилился. Над головами ревело не переставая, впереди (на юго-западе, как наконец определился Олег) отдельные очереди и одиночные выстрелы потонули в реве и грохоте. Командиры рот и взводов, которых сразу по прибытии вызвало командование, вернулись и теперь разъясняли полученные указания командирам машин.